Статья-мнение Дмитрия Карпеки. Редакция может не разделять мнение автора.
На протяжении нескольких сотен лет Европа развлекалась тем, что составляла так называемые «Списки запрещённых книг» (Index Librorum Prohibitorum) – каждая книга должна была пройти церковную цензуру на предмет «идейной вредности», по результатам которой ей присваивался гриф Nihil obstat («никаких препятствий») или Imprimatur («да будет напечатано») на титульном листе. Это в лучшем случае. А в худшем – запрет книге и очень серьезные неприятности автору. Как говорят в Одессе, вы таки будете смеяться, но последнее, 32-е издание означенного списка вышло в (!) 1948 году. Туда попали 4000 книг, запрещённых из-за ереси, аморальности, элементов порнографии, политической некорректности и т. д. В разное время в список входили сочинения таких авторов, как Лоренцо Валла, Эразм Роттердамский, Лоренс Стерн, Вольтер, Даниель Дефо, Джордано Бруно, Коперник, Кеплер, Галилей, Оноре де Бальзак, Сартр и другие.
Так и хочется сказать, что нынче Запад «возвращается к старой практике» и загоняет цензурой и вынужденной самоцензурой под ковёр определенных авторов или книги на определённые темы, только теперь не под эгидой церкви, а от имени «толерантных» государств, навязывая обществу дегенеративные ценности и выжигая калённым железом любое инакомыслие. Ой, вэй… Так он, Запад, никогда от этой практики по существу и не отказывался и всегда был не прочь чего-то где-то запретить, естественно – под самым благовидным предлогом. Ну, или не то что бы прям запретить… Скажем мягко – стимулировать к тотальному забвению.
Мы, постсоветские люди, давно уже привыкли на обвинения с Запада в цензуре, несвободе слова и «многовековом ужасном притеснении творчества» смущённо улыбаться и стыдливо кивать (и очень зря!), дескать, ну да, признаём, дикари мы и тонкую душу поэта привыкли пинать сапогом-с. Мы же прекрасно помним идейную инквизицию в лице Отдела печати ЦК и Худлитов, но… даже они по сравнению с цензорами Запада – невинные овечки. Антисоветчиков издавали нехотя, с купюрами, но всё же издавали, упоминали в критических статьях и энциклопедиях (а куда деваться – истина дороже!), но никому и в голову не приходило, что неугодных Мережковского, Бунина, Есенина, Булгакова или Солженицына можно просто «стереть». Вычеркнуть из истории и искусства, как будто их и вовсе не существовало. Эх, тёмные советские мракобесы, вам бы поучиться у свободолюбивых западных демократов! Вот лишь небольшой списочек (на вскидку, по памяти, не проводя специальных расследований на сей счёт), лишь только за 20 и начало 21 веков, тех произведений и авторов, которые, несмотря на огромную культурную и эстетическую ценность, находятся на современном Западе под негласным, но тотальным и всеобъемлющим «игнором»:
— Габриеле д’Аннунцио, граф, итальянский военный и политический деятель, а при жизни был гораздо более известен как выдающийся писатель, поэт и драматург. Среди его произведений – десятки стихотворений, пьес и новел, но вершиной творчества по праву считаются романы «Пламя» (Il fuoco) и «Девы утёсов» (Le vergini delle rocce). После войны попал в немилость не по причине симпатий к фашизму и Муссолини (хотя ещё больший «грех» – верноподданнические, полные восторга письма к Гитлеру и личные встречи с ним вполне себе «простили» норвежскому классику Кнуту Гамсуну – куда менее одарённому и более занудному писателю – выдав их за «недоразумение» и «эксцентричность художника» – двойные стандарты такие двойные, что аж майка заворачивается), а из-за острой и остроумной критики капитализма вообще и американской «демократии» в частности. Например, именно из романа «Пламя» (а не из речи Сталина, как утверждалось впоследствии) позаимствована формула о том, что демократия – это не власть любого народа над своей страной, а власть американского народа над твоей страной. И хоть как ни настаивали Умберто Эко, Индро Монтанелли, Роберто Пазини и другие виднейшие деятели итальянской культуры в открытом «Письме к народной совести», что надлежит реабилитировать «одного из величайших прозаиков 20 века», как ни порывался сам Антониони экранизировать рассказ «Триумф смерти» (Il trionfo della morte) – толку ноль целых хрен десятых, ибо политкорректная цензура неумолима и стоит на незыблемом принципе: свобода слова – это свобода только того слова, которое нам нравится. Талант, говорите, самое главное? Ага, графу д’Аннунцио расскажите, повеселится старик от души.
— Немецкий романист Эдвин Двингер, о котором Эрих Мария Ремарк и Герман Гессе говорили, что «мы ненавидим этого человека за его позицию, но он вне сомнений самый талантливый из нас, хотя и поставил свой талант на службу дьяволу», никогда и не помышлял, что на родине его не просто сотрут из памяти, а прямо таки превратят его имя в нецензурное ругательство, произносить которое в обществе не комильфо. А ведь писатель-то был феноменальный. Романы «Армия за колючей проволокой» (Die Armee hinter Stacheldraht), «Последние рыцари» (Die letzten Reiter), «На полпути» (Auf halbem Wege), «И Бог молчит» (Und Gott schweigt) – вот настоящие шедевры исторической прозы, не уступающие «Проклятым королям» Мориса Дрюона. Три последних и вовсе про средневековье и эпидемию чумы, никаких кукишей в сторону современности… Помогло, правда, не очень и после войны немцы «выдрали его с мясом из своей культуры» (по выражению Гюнтера Грасса). Да, этот человек был убеждённым национал-социалистом, НО: бляха муха, причем здесь романы о событиях тысячелетней давности?! Ведь они превосходны! В общем, судьба Двингера во многом перекликается с судьбой Дмитрия Мережковского – тот же высочайших уровень литературной одарённости, на две головы выше всех современников, такая же гениальная историческая проза, тот же ошибочный политический выбор и аналогичное же забвение «по разнарядке сверху» на родине. Кстати, эти два литератора были знакомы и даже состояли в переписке. Интересно, что в Германии за продажу книг Двингера можно загреметь под суд, а вот в Китае, Японии и Латинской Америке он пользуется заслуженной популярностью, а суммарный тираж его романов в переводе на китайский и испанский языки уже давно в десятки раз превысил довоенный немецкий.
— Французский писатель Жан Распай угодил под каток цензуры сравнительно недавно и почти случайно. Жил себе да жил, писал книги о путешествиях и истории, и тут дёрнул его чёрт в 1973 году опубликовать художественную новеллу «Лагерь святош» (Le Camp des Saints), в которой описана Франция через 25 лет, где произошло стремительное замещение коренного населения мигрантами из Азии. Когда в 2000-х годах эта «фантастика» всё меньше стала походить на фантастику на голову бедняги Распая посыпались обвинения в расизме и ксенофобии, а повесть изъяли из библиотек. Наконец, в последние пару лет, в связи с «кризисом с беженцами», товарища заклевали настолько, что он сам отрёкся от своего произведения, публично назвав его «ошибкой» и призвав не читать «инсинуаций молодого горячего сознания». Но не тут-то было, рукописи, как известно, не горят, и «Лагерь святош» стал распространяться по интернету со скоростью вируса, а несколько небольших издательств, наплевав на авторские права и мнение писателя, издали рассказ отдельной книгой, заработав на этом неплохие деньги и огромный «минус в карму» как неблагонадёжные и «экстремистские». Одно из них даже закрыли по судебному решению (формально – за тот же экстремизм и нарушение копирайта).
— Бойкая немецкая бабулька по имени Анна Зегерс, своеобразная постаревшая Розалия Землячка, была славна во времена ГДР своим фанатизмом, рвением и убеждённостью, но, в том числе – и недюжинным литературным талантом. Романы «Мертвые остаются молодыми» (Die Toten bleiben jung), «Седьмой крест» (Das siebte Kreuz) и «Свет на эшафоте» (Das Licht auf dem Galgen) – это, как ни крути, очень сильно. До конца 80-х Зегерс пользовалась заслуженной славой живого классика немецкой литературы и широко издавалась не только в ГДР, но и в ФРГ. Но вот после хвалёного немецкого «воссоединения» уже к тому времени пять лет как почившую в бозе писательницу обвинили в сотрудничестве со ШТАЗИ (на основании показаний некой уборщицы из Академии наук ГДР), снесли мемориальную доску и, видимо в рамках расцвета демократии и свободы, прекратили переиздавать. Более того, за прошедшие 30 лет центральные немецкие телевизионные каналы ARD и ZDF накрапали более десятка «разоблачительных» документальных фильмов, уличающих Зегерс в сотрудничестве с нацистами, коммунистами, американцами (одновременно – не спрашивайте, где логика), в лесбийских наклонностях, наркомании, организации сексуальных оргий в Союзе писателей ГДР (это в 60 с гаком лет!) и тому подобном разврате. «Чернуха» лилась потоками и была призвана максимально дискредитировать Зегерс по всем фронтам. Странно, как это её до сих пор агентом Путина или пришельцев не провозгласили… Но как бы там ни было, не мне, не вменяемой части немецкого общества остаётся непонятным, как факт наличия каких-либо политических убеждений или сексуальных пристрастий влияет на художественные качества литературы.
— А вот в книжных магазинах Испании днём с огнём не сыскать произведений детского (!) писателя Рафаэля Хесуса Риветре, прославившегося очень хорошими и добрыми сказками. Причины тому две: 1. Сказки Риветре имеют чёткий католический посыл и воспитывают в детях морально-этические нормы, а также понимание добра и зла с точки зрения именно этой «консервативной организации». В обществе, где детей сызмальства учат разглядывать друг у друга гендер между ног, где принцы в сказках женятся друг на друге, а честь, достоинство и самопожертвования – не модны, чего еще ждать? 2. В 50-60-е годы Риверте вёл на испанском радио детскую передачу, где читал свои же произведения и призывал детей ходить вместе с родителями на воскресную мессу. Этого стало достаточно для обвинения писателя в «пособничеству режиму Франко», хотят тот за всю свою жизнь и словом не обмолвился о каких-либо симпатиях к каудильйо и не написал ни единой политической строчки. Да, Риверте был убеждённым сторонником традиционных ценностей и не очень жаловал избыточное проявление свобод и моральную распущенность, но руководствуясь такой логикой следует немедленно запретить всю испанскую литературу от Сервантеса до Хуана Марсе.
И в этом случае подсуетились латиноамериканцы, которые еще не до конца свихнулись на теме разнообразного заднеприводного равноправия, поэтому сказки Риверте, как и 50 лет назад, входят в обязательную школьную программу младших классов в Аргентине, Чили и Уругвае.
— Американец Терренс Уильям Сид, профессор Университета Калифорнии и своеобразная интеллектуальная икона послевоенного поколения, поплатился за не в меру ироничное отношение к зарождающейся в 60-е тенденции к издевательству над языком в угоду политкорректности. Ну, все эти «афроамериканцы» вместо негров, «альтернативно одарённые» вместо дебилов и т.п. В эссе «Если бы я был Сократом» (If I were Socrates) Сид расширил предлагаемый список эвфемизмов, прибавив к нему такие термины, как «человек, свободный от расчески» (лысый), «человек с альтернативными источниками доходов» (вор), «сексуально ограниченный человек» (состоящий в браке), «химически дружественный человек» (наркоман), «сексуально мотивированная бизнес-вумен» (проститутка) и пр. Дошутился товарищ до полной обструкции со стороны прогрессивных коллег, а также до негласного запрета своих научных и научно-популярных книг по физике (!), поскольку изложенная там физика, по-видимому, тоже не политкорректна и вообще шовинистическая бяка. Как тут не вспомнить «генетику – продажную девку империализма»? И чем «они», объясните мне тупому, лучше, а?
— Шарль Леска после капитуляции Парижа в 1940 году начал сотрудничать с режимом Виши, писал в коллаборационистской газете «Je suis partout» детективы, действие которых разворачивалось в 16-17 веках (своеобразный французский Акунин). В политику демонстративно не лез, о событиях, происходивших позднее 1789 года не высказывался и вообще поведением и типажом походил на живущего в своём мире Вассермана. Шума наделала книга «Когда Израиль мстит» (Quand Israël se venge), посвещенная разрушению Иерусалимского храма во время Иудейской войны 66 года н.э., которую критики после войны (дабы к чему-то прицепиться) обозвали антисемитской и антиизраильской, что смешно вдвойне, поскольку она вышла в 1941 году, а государство Израиль появилось на карте только в 1947. В отличие от своего коллеги и единомышленника, писателя Луи Фердинанда Селина (ныне вполне себе издаваемого во Франции, а роман «Путешествие на край ночи» так и вовсе входит в программу лицеев), не имел влиятельных родственников-заступников, которые бы хлопотали за его добрую память. После войны сбежал от греха подальше в Аргентину. В мае 1947 Верховным судом Франции Леска был заочно приговорён к смертной казни, но, несмотря на запросы выдачи из Парижа, так никогда и не был выдан. Умер в Аргентине в 1948. Во Франции не издавался ни разу, хотя именно его роман «Парад планет» (Défilé de planètes) лёг в основу цикла книг Джорджа Р. Р. Мартина «Песнь льда и пламени» и телесериала «Игра престолов», откуда Мартин беззастенчиво …хм… сплагиатил некрасивое слово, да? Хорошо, тогда «позаимствовал» идею, основной сюжет и героев. Леска, естественно, не упоминая. И поделом ему, коллаборанту проклятому, опозорившему славную Францию (слышен оглушительный смех того же Селина, Жерима, Сартра, Кокто, а так же Эдит Пиаф и многочисленных прочих)!
— Энтони Рамси, который в 20-е годы чуть не отхватил Нобелевскую премию, находится «под санкциями» как в родной Австралии, так и в США, Великобритании и Канаде, и лишь каким-то чудом лет 30 назад (до «краха апартеида» и прихода к власти чёрных дикарей Нельсона Манделы) в последний раз был издан в ЮАР. А всё потому, что в романе «Иерихонские трубы» (The Trumpets of Jericho) сей господин открывает не Бог весть какой секрет Полишинеля – чернокожие жители Африки НЕ создали никакой собственной культуры и цивилизации, и вовсе не по вине европейцев, иначе они встречали бы колонизаторов такими же пушками и мушкетами, а не голыми задницами. Кроме того, в массе своей население Африки демонстрирует (да, да, есть исключения – но всё же!), мягко скажем, посредственные интеллектуальные способности, невоспитанность, склонность к насилию, разгильдяйство, жестокость, инфантильность, безответственность и безалаберность. Правильность вывода, сделанного автором – ни в коем случае не давать странам Африки «независимости», иначе те моментально провалятся в такой ад и треш, который и не снился при «плохих белых колонизаторах» – доказала история и практика жизни современных африканских государств. А вот политкорректному социуму начала 21 века он – как серпом по Фаберже (хотя при жизни никто и не думал опровергать его выводов, казавшихся людям той эпохи очевидными), а, стало быть, нафиг – на свалку истории, и талант пущай свой себе засунет знаете куда!
— Не отстаёт от своих западных идейных братьев и современная Япония. Ещё в 1958 году был опубликован блестящий антивоенный и антимилитаристский роман Гомикава Дзюмпэй «Условия человеческого существования» (人間の條件). В 60-е и 70-е роман несколько раз экранизировался, был переведён на русский язык и издан в СССР, пользовался популярностью в Китае. Но вот с конца 80-х – как отрезало. Он больше не издавался в Японии, был изъят из школьной программы и даже статья в японской «Википедии» была сокращена до нескольких предложений. Причина проста – пересмотр японским государством своего недавнего прошлого и постепенное сползание к реабилитации и обелению Японской империи и императорской армии. И вот уже премьер-министр посещает храм Ясукуни, что было немыслимо и выглядело бы циничным кощунством еще 30 – 40 лет назад. И националисты вновь объявляются «патриотами». А тут этот… ну, пусть и называемый «японским Достоевским», но уж очень неудобный! Вы представьте себе, что этот подлец понаписал: «Когда я оказался одним из четверых, уцелевших в бою, понял, что должен за всех погибших, ввергнутых японской военщиной в пучину войны, честно рассказать грядущим поколениям о том, как наша нерешительность и трусость способствовали развязыванию ужасной агрессии, унёсшей миллионы жизней». Каково, а?! Это он о нашей героической и непобедимой! Да какой пример он подаёт молодёжи?! Забыть предателя! В результате, из моих знакомых японских коллег-филологов трое моложе 30 о таком писателе вообще не слышали, а еще двое, под 50, «что-то такое припоминают, но однозначно судить сложно». А ведь этого человека считал своим учителем в литературе сам Юкио Мисима.
Оговоримся сразу – ничто из вышеперечисленного НЕ подходит под понятие «экстремистских материалов». Это – исключительно художественные или научно-популярные произведения, причем высочайшего уровня.
Итак, дамы и господа, сжимаем волю в кулак, напрягаем остатки здравого смысла и делаем выводы:
Вывод номер раз: тотальность и охват цензуры в «свободном мире» таков, что пресловутые «цепные псы советского репрессивного аппарата» плачут от зависти в икоте пудовыми слезами.
Вывод номер два: общество в целом, а в таких тонких материях, как культура, в особенности – инфантильно и внушаемо, и не стоит надеяться на «элиту», профессоров и прочих современных поэтов, мол, не дадут забыть и защитят попранную память коллег. Полная чушь! Стоит только несколько десятилетий «не пиарить» пусть даже самого гениального классика, не переиздавать его произведений, изъять его из школьной программы и исключить упоминания в специальной литературе, как память о нём моментально вылетит из голов тех же профессоров-академиков, как понос из задницы, и по прошествии исторически совсем ничтожного времени (полтора-два поколения) хрен кто вообще вспомнит, что «был такой парень». Угу, оруэлловское «Министерство правды» – не такая уж и фантастика.
Вывод номер три: если основания для запрета какого-либо произведения в советское время лежали в политической плоскости (от злобной критики – «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына – до пугалок-утопий «Котлован» Платонова – или высмеивания – «Москва 2042» Войновича), то на Западе достаточно неосторожного высказывания автора на какую-либо отвлечённую тему. При этом в самой книге никакой крамолы может вовсе и не быть, но автор отныне «токсичен» (их термин), а поэтому негласно «стирают» не книгу, а самого человека.
И, наконец, вывод номер четыре: талант не играет никакой роли, ну, или почти никакой, причем не только для запрета, но и в обратную сторону – для нагнетания искусственной, дутой популярности. Современную европейскую литературу подчас читать просто невозможно – бездарно, пресно, по-идиотски, бессмысленно и второсортно. Бред сивой кобылы и графомания, приправленная личными сексуальными комплексами и словоблудием на якобы философские темы. Но вот такие писатели-идиоты находят добровольных союзников среди таких же идиотов-критиков, которые раздувают вокруг их имен ритуально-богемную шумиху. Новое слово! Шедевр! Читаешь, порой, это новое слово какого-нибудь Уэльбека или Хандке и думаешь – или я сошёл с ума, или книга – сплошное дерьмо. Но главное – политкорректно, все священные коровы обласканы, а ежели писака еще и гей, негр, инвалид или трансвестит (в дополнение к явным умственным отклонениям и полнейшему отсутствию дарования) – так это сразу минимум Букеровская премия, ну или хотя бы какая-то европейская. Их издают и пиарят, возят по «презентациям», как мартышек на средневековых ярмарках, а те и довольны, лопочут первостатейную чушь и упиваются ощущением собственной избранности и элитности. Выглядит это все зачастую как гастроли дурдома. Но издают. Правда, не читают, за исключением таких же упоротых собратьев по перу (то есть эта компашка читает друг друга), но деньги на эту имитацию культурного процесса спускаются немалые. А вышеупомянутых… читали запоем, и читали бы дальше, кабы издавали, да нельзя, ибо, как гласила византийская пословица, единожды запятнавший тогу не будет принят епископом.
Так что, уважаемые сотрудники радио «Свобода», «Голос Америки» и других посольских фондов, содержащих ораву грантоедов-пропагандистов «свободного демократического общества» – чья бы корова мычала по поводу этой самой свободы! Вы сперва разберитесь со своими «угнетенными писателями» из вышеперечисленных, со своими диссидентами Джулианом Ассанжем, Эдвардом Сноуденом, Майклом Муром и десятками других, со своими двойными, тройными и четверными стандартами, со своими военными преступниками типа Буша, Рамсвильда и Блэра, наконец, а потом будете учить нас демократии. А то пока что свободы в «Радио Свобода» наблюдается не больше, чем демократии в Корейской Народной Демократической Республике или Демократической Кампучии.